Места заключения
Псков, тюрьма 
Год начала 1922 
День начала 8 
Месяц начала 8 
Год окончания 1922 
Месяц окончания 8 
Даже чекисты и тюремщики отдавали себе отчет, с каким узником они имеют дело.
Епископу разрешали свидание с несколькими посетителями, его величали и к нему
обращались не иначе, как "гражданин епископ, архиерей". В остальном условия
его содержания в тюрьме были такие же тяжелые, как у всех заключенных.
Невзирая на резкое ухудшение его здоровья (обострение хронического аппендицита
и др.), епископа терзали бесконечными допросами. Тяжело больной епископ не пал
духом и в застенке так же мужественно держал себя во время душевных пыток.
Во время пребывания в тюрьме ни одной жалобы от него не поступило.
К обвинению в "контрреволюционной агитации" добавили новое — "сопротивление
выполнению государственного Декрета об изъятии церковных ценностей".

Епископ: "Неправда... Я лишь против крайностей в этом деле, когда изымаются
даже чаши и ложечки для причастия... Православные каноны предусматривают
случаи использования церковного имущества на благие дела. Достаточно вспомнить
выкуп русских пленных или Петра I, который сбрасывал церковные колокола и
переливал из них пушки... Что же касается меня лично, то я дважды сдавал в
комитет "Помгола" имевшиеся у меня предметы из серебра: яичко, ложечки и другое"

— "Вы почему-то сами уклоняетесь участвовать в работе комитета "Помгола"". —
"Я очень занят работой в управлении Епархии, но мой представитель, священник
Лазарев постоянно заседает в нем и информирует меня". — "Какая необходимость
Вам была послать письма для выяснения положения с голодом в Поволжье?
(6 писем епископа Геннадия губернским владыкам были перехвачены чекистами)".

— "Я просил владык поточнее обрисовать обстановку, чтобы соотнести с этим наши
возможности в оказании помощи населению тех губерний". — "Вам известно, что
ваших два священника под черной сутаной скрывают свое офицерское прошлое?" —
"Они не скрывают, что были царскими офицерами. Посвящая их в сан священников, я
решил: они честно служили Родине с оружием в руках, пусть теперь послужат так
же честно Богу и народу на духовной ниве".— "Почему вы скрывали от властей
три сундука с церковными ценностями, которые находились в ризнице?" —
"Сундуки были опечатаны, описи их содержания мне не представили, имуществом
распоряжается церковный совет, а не я лично". (При вскрытии сундуков там
оказались бумажные денежные знаки и банковские документы, бывшие в употреблении
во время правления царя Николая II и при Временном правительстве, уже не
представлявшие никакой ценности, и несколько предметов из драгоценного металла
бытового назначения, которые ранее были пожертвованы церкви верующими).
Власти, конечно, предполагали отрицательную реакцию населения на арест Владыки.
Но то, что последовало за арестом духовника, превзошло их ожидания.
Группы людей день и ночь стояли на коленях у стен тюрьмы, молились, плакали,
громко взывали к невидимому им узнику: "Простите нас, Ваше преосвященство!"
Это за нас, за наши грехи, за веру Христову, за то, что заступались за нас,
несете Вы свой тяжкий мученический крест!"

Уже на второй день после ареста епископа на амвонах появились подписные листы
с ходатайствами в адрес властей об освобождении Владыки. Каждый прихожанин
считал своим долгом поставить свою подпись на этих листах.
В архивно-следственном деле сохранилось несколько таких ходатайств. Одно из них
подписало около 350 человек. Некоторые подписи были исполнены красивым
каллиграфическим почерком с явно дворянскими фамилиями, другие — с трудом и
неумело были выведены простыми людьми. И что поразительно — все подписи были
официально заверены органами Советской власти — а это уже документ! Не считаться
с этим было нельзя. Требовалось принять срочные меры, чтобы опорочить Владыку,
свести на нет заступнические за епископа ходатайства.
В спешном порядке выяснили, кто явился инициатором подписных листов, кому
принадлежит авторство текстов ходатайств, каким образом проистекала сама
процедура сбора подписей. Вызывали на допросы тех, кто подписывал ходатайства.
Вот одно из ходатайств:
"Узнав об аресте епископа Геннадия, мы, верующие и прихожане православных
церквей, для которых епископ Геннадий был поистине духовным отцом, решили
обратиться к советским властям с заявлением с целью высказать наше недоумение
и охватившую нас печаль и волнение. Епископ Геннадий — наш любимый пастырь,
и в своих церковных проповедях он всегда стоял на почве высокой праведности
и вероучений Христа, а в своих политических взглядах, насколько они отражались
в его проповедях и наставлениях, он, как церковный деятель, был убежденным
сторонником отделения Церкви от государства. Что касается его личной жизни, то
мы знаем его как честного гражданина, который по своей природе не мог совершить
ничего злобного и противного законам Республики. Он был чужд политической
деятельности, стоя на христианской точке зрения: "Несть власть, аще не от Бога!"
В отношении к ближним он служил для нас образом человека, который делился с
каждым всем, что имел, живя сам скудно и в постоянных трудах. Поэтому он не мог
совершить ничего предосудительного. Уголовное дело против него — плод
недоразумения, просим освободить его из-под ареста и отдать верующим на поруки".

Большинство подписавшихся подтверждали, что в церквах были разложены чистые
листы бумаги и объявлено духовенством, что на них собираются подписи прихожан
в защиту Владыки, потом был коллективно подготовлен и написан сам текст
прошения, многие его читали, прежде чем подписать.
Кроме того, губернским властям был вручен протокол общего собрания православного
духовенства, церковных старост, письмо церковного совета и даже ходатайство
группы "Живая Церковь".
Спустя немногим более двух недель со времени ареста епископ был освобожден
из-под стражи с подпиской о невыезде