Места заключения
Карелия, ИТЛ 
Год начала 1937 
Из дневников архимандрита Модеста (Мелентьева), где есть упоминание о протоиерее
Павле Тюрнине:
    "В ночь на 28 сентября Господь послал испытания мне и прочему
     духовенству. Нас арестовали и посадили в нежилой холодный соседний
     (Воскресенский) собор. Просидели мы в нем до Покрова, а на Покрову
     ночь увезли ночью в Котлас и посадили в баржу парохода и отправили в
     Устюг. Сидели мы в барже и пели всенощную. Вспоминали церковную
     сладость службы Божией и все благолепие церковное и проливали обильные
     слезы.
     Прибыли мы в Устюг, сразу в баню, обыскали нас там всех, постригли, и
     отведены были мы в бывший Михаилово-Архангельский монастырь и
     заключены в камеру N 8. Пробыли мы там до 11 ноября. Все было отобрано
     от нас: и крестики, и пояса, и четки. Скорбь была великая без всего
     этого орудия духовного.
     При отправке в Котлас 11 ноября я вытребовал
     свой крестик нательный деревянный, осьмиконечный с серебряным
     распятием, в два вершка длины. Не могу изъяснить, как обрадовался
     возвращению креста, лобызал его с великими слезами и воздыханиями. И
     уже путь до Котласа пешком не был страшен. 70 верст шли мы пешим
     порядком, не разрешалось ночевать в пути, не евши. Дошли мы до
     Красавинской фабрики 25 верст, впустили нас 150 человек в один дом.
     Жара, духота невыносимая, нестерпимая жажда палила всю внутренность.
     Я все время находился со старичком священником из Папулово — протоиереем
     Павлом Тюрниным. Принесли нам кипятка два ведра, я перво-наперво
     напоил отца Павла, а уж самому — сколько осталось. Пробыли мы тут два
     часа и ночью пошли далее по голой замерзшей земле. Измучились
     безмерно, шли поддерживая друг друга с отцом Павлом. А если отпустимся
     невзначай, то оба падали.
     Пришедши в Котлас, Господь послал нам милость: 12 человек духовенства
     поместили отдельно от прочих, в камере. Ноги нисколько не двигались, я
     не мог даже положить их на койку. Отдохнувши тут 3 ночи, начали нас
     погружать в вагоны и отправлять на мурманскую дорогу. С 15 ноября
     ехали мы в дороге до 30 ноября. Привезли нас в Карелию, в лес. Там
     высадили, были для нас раскинуты брезентовые палатки для жилья. Холод,
     голод были невыносимы. Начали ходить в лес на работу под большой
     охраной, как великие преступники. Начали наши люди уходить в больших
     количествах на тот свет. Много горя и кручины пережил я за эти 8 лет
     заключения. А сколько слез пролито о святой матери церкви, о святых ее
     таинствах! Так не исповеданы и не причащены жили годами — не было меры
     горю и слезам об этом.
     Возили нас по разным местам для работы, исполняли самые трудные работы,
     сил не хватало выполнять нормы, а поэтому и питание убавлялось.
     Мы сильно истощались, от дьявола плоти приходилось испытывать искушения,
     но единая вера, надежда и любовь хранила от всего этого и не давала
     побороть наши души унынию и отчаянию. Только молитва и утешала, и
     подкрепляла душевные и телесные силы. И ее, святую молитву, не оставлял
     никогда и тайно и явно в бараке и на работе молился. И на волю Господню
     во всем полагался..." [7]