Места проживания
Костромская о., г.Шарья, пос.Ленинский, ул.Школьная 
Год начала 1943 
О.Александр, "странный человек в изношенной до дыр рясе, с кровоточащими
язвами на почти босых ногах" появился в Шарье в самый разгар Великой Отечественной
войны.
Церкви в Шарье в эти годы не было. Служившего до этого священника арестовали
за "шпионаж".
Отец Александр поселился на улице Школьной в доме Натальи Хазовой,
заняв половину дома и устроив там молельный дом.
Весть об о.Александре и его молельном доме на улице Школьной разнеслась по Шарье
и району в мгновение ока. Каждый день сюда приходили и приезжали люди,
сохранившие в душе любовь к Богу, несмотря на царившее в стране безверие.
К нему приезжало много людей, некоторые даже из других районов.
Отец Александр ради Христа взял на себя труднейший духовный подвиг юродства:
Из рассказа Веры Егоровны Тимофеевой:
   "Отца Александра мы поначалу за нищего принимали. Даже побаивались.
   Во время службы он совершенно преображался — столько было в нем достоинства.
   Лицо чистое, голос бархатный — одно удовольствие слушать.
   А на улице — юродивый, да и только. Походка, как у старика, — мелко-мелко
   семенил, все что-то с земли поднимал и в сумку складывал".

Из рассказа Маргариты Федоровны Замашкиной:
   "Нам, ребятишкам,... отец Александр казался тогда пожилым человеком, почти
   дедушкой, хотя было ему немногим больше 50 лет. Наверное, из-за длинных волос
   и бороды, а также необычного вида. Ходил батюшка в старенькой рясе, поверх
   которой зимой надевал тонкий зипунок. На ногах — ничего, кроме опорок —
   обрезанных валенок, не носил. А ноги у него больные были — в язвах все,
   которые постоянно кровоточили и гноились. Не помню, чтобы батюшка чем-то
   лечил их... Погреет ноги — вот и все лечение.. На плече отец Александр
   носил тяжелую холщовую сумку с камнями и всякой всячиной, которую подбирал
   прямо на дороге... А на наши вопросы отвечал всегда одно: "Грехи ваши ношу.
   Надо же кому-то".

Из рассказа Анны Макаровны Петровской:
  "Вернувшись из заключения, с родными никакой связи не имел. Мать батюшки умерла
   еще при жизни его в Архангельске. Судьбы отца и сестер мне неизвестны. Но
   батюшка называл себя сиротой...
   Несмотря на странное свое поведение, умом он обладал здравым. По всей видимости,
   получил в юности блестящее образование. Достаточно было взглянуть на его
   каллиграфический почерк, послушать проповеди. Как-то я спросила его об этом.
   Батюшка ответил односложно: "Образование, говоришь? Большое, Аннушка"".
Из рассказа Маргариты Федоровны Замашкиной:
   "...С нами, детьми, он был очень ласков. Особенно сирот жалел. Заботился о
    них. Знал, в каких домах люди побогаче. Придет, постучит палкой и требует:
    "Яиц давайте, крупы, масла". А утром перед школой завтрак для бедных ребятишек
    приготовит и зовет всех: "Заходите, детки, Боженька вам хлебушка да кашки
    послал". Для себя, похоже, ничего не оставлял. Ни разу с нами за стол не садился...
    ... Он у нас в доме почти каждый день бывал. Молитвам учил. Я тогда все
    акафисты наизусть знала. Отдохнет немного и зовет меня: "Давай, деточка,
    акафист прочитаем — Божьей Матери или Николаю Чудотворцу". Чаще мы их пели.
    Голос у батюшки был удивительно красивый. От недугов избавлял.... ".

Из рассказа Анны Макаровны Петровской:
    "Очень батюшка любил икону "Знаменье Божией Матери" и акафист Пресвятой
    Богородице петь. Голос у него был просто ангельский. Поет и плачет. Вслед
    за ним и мы. Но слезы эти сладкими казались. Вокруг война, голод, смерть.
    А на душе вдруг так легко станет, словно и нет никакой войны, да и земли
    нашей грешной тоже нет — только Бог и небо...
    Что удивляло меня в отце Александре — никогда не ругал он власть Советскую,
    по произволу которой столько лет провел в лагере. Не из страха, конечно, а
    по причине глубокого смирения перед Волей Божией...
    ... Грех жаловаться, в Шарье батюшку представители власти не тревожили.
    "Связываться с ненормальным стариком" считали ниже своего достоинства.
    Он, конечно, весьма причудливым казался, но эти "умники" даже представить
    себе не могли, насколько он был нормален.
    ...Единственный раз его забрали в милицию. Заинтересовались, что такое он
    в своей огромной сумке носит. А когда вытряхнули ее содержимое на пол и
    посыпались оттуда камни, и камешки, палки, бумажки, тряпочки — весь уличный
    мусор —  расхохотались: "Иди отсюда, поп дурной, чтобы больше ноги твоей
    здесь не было!" Отец Александр тихонько собрал "вещички" свои и одно
    ответил: "Бог с вами, я сюда и не просился"".
Из рассказа Марии Кирилловны Вагиной:
    "...В дом батюшки мы часто ходили — помолиться. Какие чудесные у него были
    иконы! Таких нигде я больше не видела. Проповеди читал — заслушаешься. А
    уж если песни запоет церковные — слезы градом текли. Мне стыдно было при
    всех плакать, так я за печку пряталась. И обязательно, как придешь к нему,
    что-то подарит. Иконочку Тихона Калужского до сих пор храню, хоть и потемнела
    вся... ".

Из рассказа Леонида Павловича Рыжова:
    "Мои родители ... были очень дружны с батюшкой, чтили его как человека Божьего.
     Он и был таким. Мы с сестрой-близняшкой Тамарой целые вечера, разинув рты,
     слушали его рассказы о Боге — такая теплота и свет от него исходили...
     Жили бедно, голодали. Отец Александр жалел нас, ребятишек, часто приносил
     что-нибудь из еды, а матери иногда тайком давал деньги. Она пыталась
     отказываться, батюшка сердился: "Господь послал детям твоим, а ты брать не
     хочешь!"".
Из рассказа Елены Михайловны Шистеровой:
    "Неподалеку от нас стоял дом многодетной семьи Смирновых. Мать в
    войну умерла, 7 деток осталось сиротами. Отца, правда, на фронт не забрали,
    но дома его почти не было — машинистом работал на железной дороге. Голод
    страшный. Дома с детьми оставалась старшая дочь Валя. Ребятишки есть просят,
    а Вале и дать им нечего, плачет только и молится. В один из таких дней
    приходит к ним отец Александр и протягивает мешочек пшенной крупы: "Это
    вам Александр послал". Отца их родного именно так звали. Решили, что от
    него, обрадовались. А тот через пару дней приехал, в дом вошел — ничего
    понять не может. На столе каша, дети довольные сидят. "Откуда?" — спрашивает.

    — "Как же, папа, ведь это ты послал!" — "Кто угодно, но только не я".
    Тогда только поняли, в чем дело...
    Сирот батюшка особенно почитал, жалел очень...
    ... С этой же Валей другой случай был. Бежала она откуда-то домой... Весна,
    грязь страшная, колеи такие, что утонуть можно. А на ногах у нее кое-какая
    обуточка. Никак дорогу не перейти, чтобы не испачкаться. Навстречу отец
    Александр идет. Видит, что девчонка у края дороги топчется. Снял с себя
    фуфайку и под ноги ей бросил: "Иди, сирота!" Та растерялась, не знает, что
    делать. Неудобно, вроде, на чужую одежду ступать. Батюшка опять к Вале
    обращается, строго уже: "Иди, иди, для тебя же бросил!" По этой фуфайке
    и перескочила она через грязь. Отец Александр фуфайку поднял, встряхнул и
    дальше отправился... ".

Из рассказа Анны Макаровны Петровской:
   "Трудный подвиг взял на себя ради Христа. Случалось, и пожалуется: "Ты бы
   знала, Аннушка, как ноги-то болят. Сними мне опорки, милая!" Стану снимать,
   а ноги у него все в кровь стерты, язвы страшные. Маме никогда не разрешал
   разувать его, все меня дожидался. Многие предлагали батюшке и одежду
   теплую, и обувь — не брал, отказывался.
   ...Мама, помню, за глаза его цыганом называла. И я не сразу привыкла к
   необычному поведению батюшки. Однажды он домой собрался. Мама мне в коридоре
   шепчет: "Что-то отец Александр растолстел в одночасье. Опять вещей не
   досчитаемся". И точно, заглянули на печку — одной подушки не хватает. На
   следующий день приходит, как обычно и сразу маме с порога: "Ругаешь меня,
   Машенька? Ничего, ничего, я подушечку твою хорошему человеку отнес. Ему
   спать не на чем, а у вас еще есть. Делиться надо с бедными".
   Потом рубашек, теплого белья мужа своего, который на фронте был, я не
   досчиталась. Обиделась даже на батюшку. Зачем же вы, говорю, отец Александр,
   бельишко-то мужнино забрали? А вернется, что носить будет?" — Поднял он
   глаза на меня, словно в душу заглянул: "Ну, если он вернется, мы ему
   шелковое справим". Не придала я значения словам его. Много ли мало ли
   времени прошло, приходим к отцу Александру с Любой Дудиной.
   Он в комнате своей лежит на лавочке. Увидел меня, да как закричит: "Ой, нога,
   нога!" На Любу вообще не смотрит, все на меня. Потом фарфоровую собачку протягивает
   с отбитой лапкой: "Береги ее, Аннушка!" Я опять в полном недоумении. Через
   5 дней получаю письмо от лейтенанта, который сообщает мне о смерти
   мужа моего во всех ужасных подробностях: Павлику на поле боя ногу оторвало
   по самый пах, умер он через два часа, не доехав до госпиталя. Любила я мужа.
   Думала, не переживу. Схватила собачку и бегом к отцу Александру. Рыдаю в
   голос. А он прячется от меня, не выходит, хозяйке сказал: "Не могу видеть,
   как она плачет!" А через несколько дней сам пришел: "Пора перестать, Аннушка,
   слезы лить. Скажи своему Павлику сейчас: "Вернись на землю!" — не захочет.
   В хорошем месте он у Господа". Муж мой, верующим человеком был, добрым... "
Бог дал отцу Александру дар духовного провидения.
Из рассказа Веры Егоровны Тимофеевой:
    "Людей отец Александр удивительно тонко чувствовал. Только взглянет на
    человека — уже знает его мысли. Добрых с добром принимал, а нечистых
    сердцем, случалось, и гнал".

Из рассказа Елены Михайловны Шистеровой:
    "Отец Александр всех любил, а если кого и гнал, то только для того, чтобы
    человек исправился, в себя заглянул. В каждом видел и душу его, и будущее".
    "Прозорливый он был. Все, что ни предскажет, сбывалось...".
Из рассказа Марии Кирилловны Вагиной:
    "...Очень верующая женщина привела к нам в дом отца Александра. Батюшка, как
    вошел, начал кого-то из-под стола, из-под лавок выгонять — и все к двери, к
    двери. Потом просит маму: "Собери-ка мне Марусенькины платочки носовые".
    Мои, то есть. Перестирал их и на веревку развесил. И потом, как мама мне
    рассказала, всю ночь не спал, стоял в изголовье моей кровати, плакал и
    молился, чтобы Господь мне терпения дал. Сбылись его пророчества. Выйдя
    замуж, родила я девочку — инвалида, 16 лет она жила — ни сидеть, ни есть
    сама, ни ходить не могла...
    Перед тем, как мне замуж выйти, батюшка дал мне зеркальце и расческу мужскую.
    За одного хотела пойти, спросила его — мой ли это суженый? Ничего не ответил,
    плюнул только. Я и отступилась от жениха этого. Скоро другой появился...
    Однажды иду с работы, а батюшка мне навстречу. Пооглядывался и шепчет:
    "Марусенька, дай мне копеечку". — "Зачем Вам, дедушка Александр, копеечка?
    Я больше могу дать" — "Нет, нет, копеечку. Я вон там дом буду строить".
    Сейчас я живу в доме на том самом месте, что указал батюшка. Построил его,
    правда, не он, а мы с мужем, но пророчество, которого в тот момент я, конечно,
    не поняла, сбылось...
    ...Моя знакомая Тася Червякова... на фронте была. Три месяца весточек от нее
    мать не получала, извелась вся. Пошла к отцу Александру узнать, жива ли.
    Многие за этим к нему ходили. Он даже сетовал порой — мол, в гадалку
    превратили. Но мать Тасину принял благосклонно... Насыпал на стол земельки и
    спичек в нее навтыкал — круг из них получился. Внутрь круга этого положил что-то
    и запричитал вдруг: "Ой, ой, курочка-то, смотри-ка, с яичком. Ну ничего,
    прибежит твоя дочка домой". Через пару месяцев Тася вернулась с фронта с
    ребеночком. Оказывается, была она в окружении и уже беременная — чудом
    удалось вырваться... ".
    "Отец Александр навещал семью Смирновых, что жили в Козлове. У них была дочь
    Валя — тогда уже невеста на выданье. Шел он к ним всегда через поле, наберет
    букетик цветов и обязательно Вале подарит. При этом все песенку пел: "Не сама
    машина ходит, машинист машину водит". Валя скоро вышла замуж за машиниста и
    прожила с ним долгую, счастливую жизнь... ".

По его молитвам Богу люди исцелялись от своих скорбей и недугов.
Из воспоминаний Анны Макаровны Петровской:
    "О чудесных исцелениях людей по молитвам батюшки в Шарье легенды ходили.
    Маму мою от ожога он вылечил одним только крестным знамением.
    ... А женщине незаживающую послеоперационную рану смазал гноем из язв своих.
    Та испугалась, конечно, но через три дня и думать о больной ноге забыла".
    "... Ездила к нему молиться женщина из Мантурова... Шура Серова. Молодая еще,
     а на костылях. Вот однажды перед службой отец Александр говорит ей строго:
       "Бросай, Шурка, костыли, хватит уже". А та испугалась: "Да что Вы, батюшка,
       упаду я". — "Не упадешь, бросай!"
   Шура глаза зажмурила, костыли бросила — и пошла, зашагала... ".

Из рассказа Анны Александровны Удаловой:
    "... Безмерно благодарна ему [отцу Александру] за то, что он спас от смерти
    мою старшую сестру Нину, родившуюся в 1941 году. Мама наша, Мария Поликарповна
    Удалова жила с Ниночкой в Якшанге. До трех лет девочка хорошо развивалась, рано
    начала ходить и говорить. А на четвертом году у нее вдруг отнялись ноги, она
    совершенно перестала есть. К каким только докторам мать ее ни носила — никто и
    ничего не мог понять. В конце концов поставили диагноз — "истощение". Но
    мама в него не верила. В доме была корова, а значит, молоко и масло, и все,
    что необходимо ребенку. Разуверившись в докторах, повезла Нину к отцу
    Александру. Взяв малышку на руки, он протянул ей кусок булки, который Нина
    тут же с жадностью съела. Мать была настолько поражена увиденным, что стала
    возить Нину к нему каждую неделю. Тем более, что дома она по-прежнему в рот
    ничего не брала, только из рук отца Александра. Он и сам стал приезжать к
    нам, чтобы покормить девочку. Нина скоро совсем окрепла. Мама всю жизнь
    потом повторяла, что Нина наша отцом Александром у Господа вымолена... "